strogaya_anna

Всегда, даже в юности, когда сама погружалась в эту взбитую высокую пену страсти, испытывала легкое презрение  к себе – словно глядя снаружи на себя в этой пучине, догадывалась, что  это все-таки история тела, и что таким образом природа через тело влияет на разум и душу. Подсаживая на этот острый наркотик удовольствия от чувств и ощущений. Именно это многие (особенно  юные или так и не повзрослевшие до седых волос) склонны называть любовью. Я и не спорю – называйте. Но у меня никогда не было особого пиетета перед этим вихрем, нет. Отдаваясь ему, я знала, что отдаюсь пьяному ветру, опасному веществу, и потому все сказанное  и увиденное в этом измененном состоянии, сделанное и не сделанное – это другая реальность, без которой скучновато, если на нее подсел (и пока не нашел новый увлекательный наркотик), но и безопаснее.

Как и многие, я в юности была склонна считать, что именно в состоянии страстной влюбленности, когда слышишь этот постоянный шум – боммм-боммм-боммм, не догадываясь сначала, что это

…а я вот знать не знаю, что такое – быть самой собой. Никогда не размышляла – сама собой я сейчас или нет? И никогда не понимала  этих призывов – будьте самим собой, главное – оставаться самим собой…

Не понимала, нет, и не понимаю до сих пор, хоть и так и эдак  прищуривалась и приглядывалась – нет, не понимаю.

Ведь если ты даже играешь или притворяешься, дурачишь кого-то или вводишь в заблуждение, даже если молчишь, когда обычно говоришь, или  смеешься, когда плакать бы хотелось (наоборот, кстати, сложнее, я пробовала) – это все равно ты, ты, ты, и только ты, никто кроме тебя. Всегда ты.

Не обольщайтесь, 

Вот как ни стараешься, узнаешь столько всякой чуши, которую  и знать не стоило, и помнить не нужно, а ты узнаешь и помнишь, и это копится, копится, и этой чуши настолько больше того, что достойно было узнать, понять, почувствовать – какие фильтры не ставь. Я пробовала и так и эдак фильтровать – и все равно

Я знаю про себя,  что я не очень хороша, потому и к чужой аморальности снисходительна, в общем. Во всяком случае,  не требую ото всех быть праведниками и подвижниками, не  ожидаю ни от кого святости. Но  я восхищаюсь теми, кто, например, берет чужих детей  в семью и воспитывает и любит, как своих.  Я  знаю, я к этому не готова. Увы. Тут мне нечем гордиться.

И вот этот закон,  насчет того, чтобы  запретить  усыновление российских детей американцам,  он очень ведь…гадкий. Тут дело не только в том, что власть  ведет себя как шантажист (опуская и признавая, видимо, и смерть Магнитского , и то, что у нас тысячи брошенных детей). А в том, что он показывает, закон этот, какие мы все…жесткосердные, жестковыйные. (ну не каждый из нас, а общество в целом, за исключением  большого, но не подавляющего числа   милосердных). Потому что  он признает, что мы к детям относимся так, что лучше им в чужих (например, американских) руках.

И что этим можно пугать тех , у  кого сердце не такое заросшее мхом, как у нас.

А вчера , как раз в тему, меня расстроил  сюжет в российских новостях

…к марту снова будет обглоданное сердце, но не велика потеря, женские сердца – дешевый товар, сто рублей за килограмм, а обглоданное – еще и дешевле. Но дешевый, а не бросовый все же – потому что женские сердца они такие, как хвост у ящерицы – снова отрастают, и снова  их дают человеку или зиме не отгрызание.

…в этот раз, конечно, пропущу, но уж в следующий