19 октября
Oct. 19th, 2011 07:23 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
strogaya_annaА я вот Пушкина люблю. Я знаю, его сейчас любить стало немодно, особо продвинутые говорят, что писал он пошло, гладенько, достаточно средне, таскался по балам и бабам, царя называл умным, и что он сплошное общее место.
А я люблю.
И мнетрудно отделить живого Пушкина от поэта и писателя.
Потому что тут все слилось в одно – и старик со старухой, которая с детства раннего научила, как нелзя себя вести никогда, Буря мглою, которую в детстве читала мама, когда мы жили на Дальнем Востоке, и там за окном в это время выл ветер и заносило снегом подоконник, и детские же воспоминания от Лицея, от этого зеленого коридора с дортуарами и от воспетой им Девы с кувшином, и то, что меня, как и его, водили гулять в Летний сад (пусть и не француз убогой), и от того, что бабушка – родом из маленькой деревни в двух километрах от Пушкинской могилы в Святогорском монастыре, и , проводя несколько раз лето в деревне у родственников,я шла и думала – а может, Он (так и думала с большой буквы) видел еще этот дуб, ну мог же он его видеть, проскакать на коне и увидеть, и этот маленький скромный домик, тот самый, который был построен как замки строиться должны. Тут все сразу - и эта станция Выра, мимо которой проезжаешь, когда едешь по шоссе в Псков, и даже город Луга Петербургского округа, и Одесса, в которую приезжаешь в гости к любимой тетке, а думаешь про полумилорда, не говоря уже про родную альма-матер, в которой когда –то был дом австрийского посланника, у жены которого, Долли Фикельмон (внучки Кутузова) был один из самых блестящих петербургских салонов, и с которой он дружил, и где часто бывал, и была легенда, что был у них роман (это вряд ли, но думать о том, что где-то из нынешних аудиторий Пушкин сорвал (или подарил) украдкой поцелуй светской львице и интеллектуалке, если даже не…
И простота и сила его поздних стихов , и это постоянная лукавая игра с читателем, и его умные письма друзьям и обстоятельные, серьезные, как равной - жене, и его ранняя слава, и его высокопоставленные покровители, что опекали его, опекали, но так и не уберегли, и эта мучительная смерть, пуля в животе, морошка с круглого рынка , таинственное отпевание (я знаю, как там пахнет, в комнате, где стоит тот самый диван, на котором он умирал, с детства знаю) , и все эти - Я помню чудное мгновение и тут же – еб Анну Петровну Керн (или нет?), и его негритянские белки, и быстрые экспромты, и дружба с гусаром Чаадаевым в ранней юности (сейчас в таком возрасте еще опекает ювенальная юстиция, когда он на пирушки сбегал из лицея в Павловск, где были взрослые, прошедшие войну, офицеры), и эти интимные балы в Аничковом , из-за которых пришлось ему надевать камер-юнкерский ненавистный мундир (а у меня там выставка была, между прочим,в детстве, в Аничковом), и этот бокал лимонада перед дуэльью у Вольфа и Беранже, и оперы, и Медный всадник, что скачет ночью по городу и топчет бедного Евгения, и тр карты, и весь этот петербургский текст, городской и вечный…
Что его видишь живым, смеющимся, хохочущим, грызущим яблоко, картавящим, кудрявым, спесивым, злым и быстрым на язык, некрасивым, легко танцующим, надменным, умным, с тяжеленной тростью для верности руки во время дуэлей (все зря, все зря, всякий раз думаю), видишь его, легко вспрыгивающего на коня, молодого, вечно молодого (мне в прошлом году исполнилось столько, сколько было ему, когда он умер), и при этом вечно, недогоняемо взрослого, прожившего гениано-красивую судьбу, правда солнцем затмившего всех современников (не будь его – ярче бы сияли и Баратынский, и Батюшков, и Жуковский, и Крылов, писавший практически «по-Пушкински»…
Люблю Пушкина, не особенно раннего, романтичного, но такого сильного в Евгении Онегине (которого однажды выучила наизусть так, что и сейчас помню лишь с небольшими лакунами), в Медном всаднике, в роскошных повестях Белкина, недостижимых по высокой простоте и легкости, в Маленьких трагедиях…
Господи, да разве все перечислишь…
И мне жаль, искренне жаль тех, кто свысока усмехается, что Пушкин – средний поэтишко и пошляк к тому же. Жал их, потому что им скудно отсыпали за что-то дара понимания его легкого, ароматного, волшебного и огромного дара. А без этого понимания – что они там могут понять про страну, в которой родились и живут? Бедные
А я люблю.
И мнетрудно отделить живого Пушкина от поэта и писателя.
Потому что тут все слилось в одно – и старик со старухой, которая с детства раннего научила, как нелзя себя вести никогда, Буря мглою, которую в детстве читала мама, когда мы жили на Дальнем Востоке, и там за окном в это время выл ветер и заносило снегом подоконник, и детские же воспоминания от Лицея, от этого зеленого коридора с дортуарами и от воспетой им Девы с кувшином, и то, что меня, как и его, водили гулять в Летний сад (пусть и не француз убогой), и от того, что бабушка – родом из маленькой деревни в двух километрах от Пушкинской могилы в Святогорском монастыре, и , проводя несколько раз лето в деревне у родственников,я шла и думала – а может, Он (так и думала с большой буквы) видел еще этот дуб, ну мог же он его видеть, проскакать на коне и увидеть, и этот маленький скромный домик, тот самый, который был построен как замки строиться должны. Тут все сразу - и эта станция Выра, мимо которой проезжаешь, когда едешь по шоссе в Псков, и даже город Луга Петербургского округа, и Одесса, в которую приезжаешь в гости к любимой тетке, а думаешь про полумилорда, не говоря уже про родную альма-матер, в которой когда –то был дом австрийского посланника, у жены которого, Долли Фикельмон (внучки Кутузова) был один из самых блестящих петербургских салонов, и с которой он дружил, и где часто бывал, и была легенда, что был у них роман (это вряд ли, но думать о том, что где-то из нынешних аудиторий Пушкин сорвал (или подарил) украдкой поцелуй светской львице и интеллектуалке, если даже не…
И простота и сила его поздних стихов , и это постоянная лукавая игра с читателем, и его умные письма друзьям и обстоятельные, серьезные, как равной - жене, и его ранняя слава, и его высокопоставленные покровители, что опекали его, опекали, но так и не уберегли, и эта мучительная смерть, пуля в животе, морошка с круглого рынка , таинственное отпевание (я знаю, как там пахнет, в комнате, где стоит тот самый диван, на котором он умирал, с детства знаю) , и все эти - Я помню чудное мгновение и тут же – еб Анну Петровну Керн (или нет?), и его негритянские белки, и быстрые экспромты, и дружба с гусаром Чаадаевым в ранней юности (сейчас в таком возрасте еще опекает ювенальная юстиция, когда он на пирушки сбегал из лицея в Павловск, где были взрослые, прошедшие войну, офицеры), и эти интимные балы в Аничковом , из-за которых пришлось ему надевать камер-юнкерский ненавистный мундир (а у меня там выставка была, между прочим,в детстве, в Аничковом), и этот бокал лимонада перед дуэльью у Вольфа и Беранже, и оперы, и Медный всадник, что скачет ночью по городу и топчет бедного Евгения, и тр карты, и весь этот петербургский текст, городской и вечный…
Что его видишь живым, смеющимся, хохочущим, грызущим яблоко, картавящим, кудрявым, спесивым, злым и быстрым на язык, некрасивым, легко танцующим, надменным, умным, с тяжеленной тростью для верности руки во время дуэлей (все зря, все зря, всякий раз думаю), видишь его, легко вспрыгивающего на коня, молодого, вечно молодого (мне в прошлом году исполнилось столько, сколько было ему, когда он умер), и при этом вечно, недогоняемо взрослого, прожившего гениано-красивую судьбу, правда солнцем затмившего всех современников (не будь его – ярче бы сияли и Баратынский, и Батюшков, и Жуковский, и Крылов, писавший практически «по-Пушкински»…
Люблю Пушкина, не особенно раннего, романтичного, но такого сильного в Евгении Онегине (которого однажды выучила наизусть так, что и сейчас помню лишь с небольшими лакунами), в Медном всаднике, в роскошных повестях Белкина, недостижимых по высокой простоте и легкости, в Маленьких трагедиях…
Господи, да разве все перечислишь…
И мне жаль, искренне жаль тех, кто свысока усмехается, что Пушкин – средний поэтишко и пошляк к тому же. Жал их, потому что им скудно отсыпали за что-то дара понимания его легкого, ароматного, волшебного и огромного дара. А без этого понимания – что они там могут понять про страну, в которой родились и живут? Бедные
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2011-10-19 05:18 pm (UTC)А "отчасти", потому что примерно в том же возрасте, в котором попросилась в Царское село, я была в пионерском лагере на Чёрном море, откуда нас возили на экскурсию в сад магнолий, там где все деревья посажены известными людьми. Стоя возле зачахшей магнолии, посаженной Юрием Гагариным (туристы растащили листья на память о великом космонавте), я как-то чётко осознала, что не вижу связи между людьми и предметами. Поэтому, наверное, мне всегда трудно было понять фанатов и их тягу приобрести вещи, принадлежавшие кумиру. А вот в лицее (насколько я помню комната Александра Сергеевича всего лишь воссоздана по описанию и там один (?) предмет, бывший при Пушкине), было такое чувство...сопричастности, соотносительности. Я не очень чувствительная и романтичная барышня, но там вдруг прослезилась. И такое удовольствие тогда (1985 год) было слушать хорошо образованных советских гидов :)
no subject
Date: 2011-10-19 05:25 pm (UTC)с Пушкиным история другая - мало чье "овеществление" для меня ценно
а с ним...
вот знаете, иногда бывает проходишь или проезжаешь мимо Мойки 12 и ловишь себя на мысли (будучи в обычном деловом настроении или вообще - идешь на примерку к портнихе, которая там недалеко живет) - на мысли - вот пушкинский дом, тут проезжал царь, чтобы увидеть его жену.
И тут он умер, вон окна его квартиры...