(no subject)

[strogaya_anna]

…когда-нибудь, когда меня почти не станет, по крайней мере в этом теле, в этом зримом мире, я стану привидением в этом Городе, это я хочу предупредить просто, чтобы  не пугались, я буду безвредным , ну почти безвредным привидением.

Ну, пройдусь порой по Лебяжьей канавке, посижу на Аничковом мосту, постою на Калинкином, пройду незримой тенью сквозь дворы от Невского в сторону Таврического, на Университетской набережной постою (ах, сколько , бывало, я тут стояла и в дождь, и в снег, в ожидании троллейбуса номер  десять, а потом в пробках…как не отметиться?). И даже если порой в этом магазине, где теперь торгуют коврами, а потом будут торговать посудой, а потом пылесосами вдруг звякнет блюдечко и запахнет маленьким двойным – то пусть не пугаются продавцы в белых дешевеньких рубашках и продавщицы с бейджиками на полной провинциальной груди – это просто когда-то здесь было кафе, где столько было выпито мною этих маленьких двойных, столько…до сих пор сердце  бухает, бухает…а привидения, они ведь могут  попасть в тот ломоть времени места, в какой им угодно. И если вдруг жильцы одной квартиры на Петроградской стороне вдруг почувствуют странный холодок, повернув из коридора в  ту большую комнату в три окна, где там когда-то стоял большой  черный рояль,  и угол ковра всегда мешал закрыть плотно дверь, то пусть не вздрагивают – это я пришла  вспомнить, как длинные пальцы одного пианиста, длинные красивые пальцы…ах, ах…

Я буду приведением, я буду видеть тот город, которого больше нет и не будет, который стал моей памятью, такой долгой и полной, что точно знаю, даже когда меня почти не станет, эта память не даст мне сразу и окончательно исчезнуть, и будут видеть меня только белки, которые , может быть, снова появятся в Летнем саду (в который я  больше не войду  никогда живой, но ведь пройдут годы, и , может быть, он снова станет похож на запущенную старую усадьбу, с тремя аллеями, из которых центральная – любимая?) – только белки, и атланты, и  статуи на Зимнем дворце, и невская волна, что лижет песок  пляжа Петропавловской крепости, возле темницы (что за прихоть, загорать под окнам тюрьмы, да еще под стреляющей пушкой, правда? А мы – загорали…) .

Я стану приведением-маньяком, конечно, я буду трогать бестелесными  пальцами кожу домов, я буду пить невскую воду, я буду болтать ногами, сидя на соборе Святой Екатерины, я буду заходить в те квартиры, в которых когда-то любила, в которых  рос мой сын, в которых я плакала от горя, а на Симеоновском мосту, что возле цирка,  припозднившиеся  пешеходы могут порой услышать счастливый девичий смех.

Мой.