А глаза у него синие-синие

[strogaya_anna]

А между тем там, за окном, весна и томление, яркое солнце и оголенный (и кое-где сухой – это важно!) асфальт.

Алкоголики у магазина выползли из своего теневого угла на солнце, стоят в ряд с пивом и смотрят на мир.

Мимо проходит две девушки, стройные школьницы  - длинные ножки в телесных  чулочках, длинные волосы, смешные моськи. Они обходят голубя, который ухаживает за самочкой, самочка  делает вид, что его нет.

Алкоголики, один другого страшнее (опухшие лица, делающие их похожими друг на друга, как  неудачных братьев, синяки,  случайная одежда словно с чужого плеча), провожают синхронными взглядами девушек, пока они не скрываются за углом, потом задумчиво смотрят на голубя с голубкой, и один  изрекает:

- Нда… Вот так стоишь, а жизнь, твою мать, проходит.

Кто-то из собратьев хрипло смеется, показывая беззубый рот, словно яму,  хлопает его по плечу и говорит:

- Ну ты, бля, Семеныч, поэт, бля.

- Да пошли вы на хуй, - говорит «поэт» и сердито отходит от них. Он идет неуверенно и бережно прижимает открытую бутылку пива и непочатую – водки.

- Обиделся, - резюмирует самый молодой и сплевывает на чистый асфальт.

Мимо проходит женщина в красных сапожках (каблуки – тоненькие, как спицы, и блестят). Она  старательно обходит лужи, приближается к группе алкашей и говорит в телефон:

-  Я тебя не осуждаю. Я знаю, что такое любовь. Но это, прости, не любовь, это просто скотство… А у меня не скотство…И с Виталиком было не скотство….А это вообще не честно  мне напоминать…- уже издалека слышно, как она говорит: - А кто тебе сказал, что я осуждаю скотство? Просто не надо путать…

После нее остается мощный шлейф сладких цветочных духов.

Один из алкашей, глубоко втянув воздух, изрекает:

- Сирень!

И ржет

- Семеныч, ну чо ты, давай иди уже.

Обидевшийся Семеныч, который не ушел далеко и топчется нерешительно метрах в десяти, у детской площадки, неуверенно возвращается.

У него  на смятом лице цветут синие-синие глаза.