(no subject)
Sep. 29th, 2011 12:05 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
strogaya_annaСтолько хлопот в начале и в конце - с малым и старым. Столько внимания – этим первым словам, первым шагам – даже громкий крик радует – горластый – будет командир! – говорит отец или друг отца, заглянувший в кроватку, снисходительно, в ожидании угощения. Нет, нет – будет Шаляпин, - улыбается мать – вон как басит! – и любовно поправляет голубо одеялко, а теперь – кыш, я буду кормить, он голодный. И потом кормит собой сына, насыщает, смотрит на него мадонной. Даже самая грубая из матерей так прекрасна, когда прижимает к груди своего ребенка – конечно же, у него все будет хорошо, он будет самый умный и удачливый, самый хороший…
И потом, ближе к концу, старикам звонят – как ты себя чувствуешь? Ты давление мерила? Голова кружилась? Ну полежи, отдохни, ну что значит – так и зележишься, что за капризы, мама, а ты творог мой ела? Почему, он хороший, я ж специально ездила на рынок, выбирала, поешь. Завтра заеду, только ничего не готовь, лежи отдыхай, мне ничего не надо, чаю попью и все.
Я смотрю на малышей и на стариков, на начало и венец, на загадку и разгадку, на вопрос и ответ. Вся жизнь - этот прочерк, наполненный ошибками и подвигами, любовью и разочарованиями, победами и разочарованием, силой и властью, нежностью и стремлениями – как решение сложного уравнения – и младенчество - условие, а старость – итогом. И главное – тут не может быть неправильного решения. Каким бы оно ни было – оно верное.
Что там ты делал всю жизнь – это лишь промежуточный этап, неокончательный.
Но все равно, когда я вижу холодным вечером у метро старух, крикливых, как галки, суетливых, как мошенники – торгующих семечками, яркими дешевыми блузками, завистливо глядящих на товарок с пучками укропа (укроп расходится быстро – все хотят укроп в вечерний салат – так удобно – вышел и купил) – я отвожу глаза и думаю, что не это загадали их матери, когда кормили своим молоком семьдесят лет назад.Даже если сами торговоали дешевым товаром на улице.
И особенно если сами.
И потом, ближе к концу, старикам звонят – как ты себя чувствуешь? Ты давление мерила? Голова кружилась? Ну полежи, отдохни, ну что значит – так и зележишься, что за капризы, мама, а ты творог мой ела? Почему, он хороший, я ж специально ездила на рынок, выбирала, поешь. Завтра заеду, только ничего не готовь, лежи отдыхай, мне ничего не надо, чаю попью и все.
Я смотрю на малышей и на стариков, на начало и венец, на загадку и разгадку, на вопрос и ответ. Вся жизнь - этот прочерк, наполненный ошибками и подвигами, любовью и разочарованиями, победами и разочарованием, силой и властью, нежностью и стремлениями – как решение сложного уравнения – и младенчество - условие, а старость – итогом. И главное – тут не может быть неправильного решения. Каким бы оно ни было – оно верное.
Что там ты делал всю жизнь – это лишь промежуточный этап, неокончательный.
Но все равно, когда я вижу холодным вечером у метро старух, крикливых, как галки, суетливых, как мошенники – торгующих семечками, яркими дешевыми блузками, завистливо глядящих на товарок с пучками укропа (укроп расходится быстро – все хотят укроп в вечерний салат – так удобно – вышел и купил) – я отвожу глаза и думаю, что не это загадали их матери, когда кормили своим молоком семьдесят лет назад.Даже если сами торговоали дешевым товаром на улице.
И особенно если сами.
