(no subject)

[strogaya_anna]

Так было заведено с детства – на зиму – варенье в тяжелых банках. Его есть полагалось ложечкой из розетки, или с блинами, или с оладьями – с чаем.
Я не любила варенье – слишком сладко, слишком славно.
Но привычка – особенно детская – важнее личных склонностей.
Когда я выросла – у меня на зиму была припасена любовь. И всю зиму я ела ее сладкое ягодное мясо – и ложкой, и ртом, и даже руками, вымазанными в липком и сладком.
И можно было вовсе без чая.
Каждую зиму – я держалась только на любви – не шубы и не теплые квартиры давали мне силы дотянуть до весны, не теплый янтарный сок коньяка – а только зимняя любовь.
А потом зимы стали теплее, а я холоднее, и стало возможным дожить без обязательной зимней любви – нашлись новые смыслы.
Теперь я зимы не помню – этой не было, и прошлой не было - ничего не было, кроме снега белого, кроме мутной луны, кроме тысяч слов, что приходят ко мне теперь , когда не приходит любовь.
Иногда мне кажется, что моя кровь – это тысячи маленьких буковок, тысячи тысяч слов, пурпурных, как смерть брюхоногих моллюсков, и они шепчут, гудят во мне, шелестят, каждую зиму – как в зимнем дереве сок.
Они такие же бесполезные и болезненные, как эта ежегодная любовь, такие же бесконечные, как бабушкино варенье в банках.
И от шепота этих слов, которые требуют быть высказанными, написанными такое же опустошение, как от любви, что, начавшись, уже стремится закончиться.
И ими – как и вареньем – не наешься.