Вне зоны

[strogaya_anna]

Он же знает, что она – чужая жена.
Как забудешь, когда она всегда спешит, когда она говорит , сияя - слушай, сегодня я надолго – до шести! – и он согласен, что это – вечность, потому что обычно – на пару часов и все. Как забудешь, что она чужая жена. Если он знать не знает, какая она хозяйка, какая она, если простыла , с больными глазами и сиплым горлом, под клетчатым пледом, купленным не им и не с ним. Потому что он не знает вкус ее сырников, ее домашний голос, запах ее ночного крема, не знает, как солнце по утрам падает косо на ее кухне, не видел никогда ее обычную, семейную.
Потому что с ним она – одно молниеносное сияние, короткий промежуток высокого напряжения между долгим-долгим ожиданием, которое он заполняет работой, сном, бегом по утрам, телевизором по вечерам, всей этой обычной, обычной тусклой жизнью. Совершенно пустой, когда в ней нет ее.
И он все это время, когда ее нет, смотрит на все и бережно и жадно собирает коллекцию фраз, мыслей, смешных ситуаций, фактов и фактиков, которые потом преподнесет ей, раскрыв веером – и это смешное объявление, которое он видел во вторник, и диалог, который подслушал в четверг в кафе, и эту мысль (он ее даже подчеркнул), которую вычитал в книге и которая ему понравилась и ей, он знает , понравится, и новый рецепт засолки рыбы – он попробовал – вкусно, он ей приготовит, когда она снова придет.
А потом она приходит, и так ничтожно коротко это время с ней, и так мгновенно оно пролетает, это жалкое  время, что он не успевает даже просто наглядеться, надышаться, он только наконец привыкнет видеть ее перед собой, в этом кресле, он только осознал, что вот она- рядом, он только отдышался после страстной нежности, с которой она всегда отвечает ему, и вот уже пора, и она виновато смотрит на часы и уходит.
Он даже не может ей помочь, когда у нее сорвало кран, а муж был в командировке, а сантехник все не шел, и она ревела в трубку, а он говорил, Ира, ну давай я приеду, ну правда, а она - ты что, с ума сошел! Потому что дома дети, и соседи, и вообще…
Потому что вообще…
Она не хочет впускать его в свою жизнь, туда, где стоят ее тапочки, рядом с тапочками мужа, где спят и делают уроки ее дети, где муж щелкает пультом. Туда, где она живет.
Потому что она убегает из своей жизни к нему, туда, где она любит, и где ее всегда ждут и любят, и где ей не нужно ничего – ни нового шкафа, ни ремонта, ни денег на отпуск, ни нового пальто, где нужна ей только любовь.
Он поэтому обижается, что она никогда не надевает мягкие тапочки с помпонами, которые он все-таки купил для нее и поставил в прихожей, словно ручных домашних зверьков.
Он обижается и думает, что она его любит меньше, чем он ее.
А она каждый раз , когда едет от него домой, торгуется с мирозданием - ну пожалуйста, я прошу – пусть еще немного, а я за это пусть проживу на год меньше, чем мне там запланировано. Или на два. Пожалуйста. Даже на три. И пусть морщины. Только пожалуйста, пусть это еще будет.
Она входит в дом, перед дверью быстро смотрит в маленькую пудреницу, в которой отражаются ее счастливые и несчастные глаза, и только потом достает ключ.
- Ира, - выходит муж, - что у тебя с телефоном! Я звонил, звонил! У Алика температура 39, он весь горит, а в доме нет ничего.
Ты давай к нему, а я в аптеку, - говорит он встревожено, натягивая куртку.
И она кидается к сыну, кляня и ругая себя, и так и забывает включить телефон.
А он все смотрит на экран своего телефона, ждет от нее смс, она обещала прислать, когда доедет, а его все нет и нет.
Он курит, и тут звонит телефон, и он бросается к нему, а это его мать, и она жалуется ему на боль в коленке и на охрипшее горло, и он слушает ее, слушает, нетерпеливо обещая завтра заехать…А потом ему стыдно, что он не дослушал, что там  она еще хотела сказать про давление. 
А потом набирается духу и звонит ей, хотя она и запрещает, но тут он волнуется – мало ли что – и дорога скользкая – а она, дуреха, так плохо еще водит…
Но слышит только, что абонент вне зоны.
Ну он же знал, что она чужая жена, вне зоны его действия.