(no subject)
Apr. 28th, 2011 03:43 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
strogaya_anna…Словно ты попала в какую-то щель между мирами.
Ну, например, когда ты перекладываешь продукты из тележки в пакеты, маленькая старушка, что занимается тем же самым рядом, вдруг ласково улыбается тебе, заглядывает в глаза и говорит кукольным голосом, совершенно кукольным:
- Дорогая, ведь они же не будут делать вскрытия, если умрет сильно пьющий человек?
- Что, простите, - спрашиваю я, глядя на сверкающее на морщинистой шейке ожерелье из фальшивых камней (у моей бабушки была брошка из этих жутких псевдо-бриллиантов, она сверкала и мне в три года очень нравился ее балаганный блеск).
- Ну, мой несчастный сын глубоко пьющий человек (она это произносит как некоторые – «глубоко верующий»), он меня бьет. Иногда очень сильно, стучит головой об пол. Но я никогда не кричу. – собеседница лучезарно улыбается, - понимаете?
- Нет, - говорю я, застыв с цветной капустой в руках.
- Чтобы потом не было разговоров, - хитро подмигивает она, - я думаю, ведь если он умрет, то они не будут делать вскрытие пьяного человека? Правда? – смотрит она на меня с надеждой. У нее ясные голубые глаза – такие бывают только у младенцев и стариков, словно промытые слезами.
- Наверное, - говорю я осторожно.
- Вот и я так думаю, - улыбается она успокоено. – Я его отравлю, и они решат, что это просто отравление алкоголем…
- Что сделаете?
- Отравлю. Милая, - улыбается она мне хитренько, - я потому и не кричу, чтобы потом никто не сказал им, что у меня мог быть повод. А он бьет сильно. Он все еще силььный, он был когда –то спортсмен…- она задумывается, и чему-то улыбается.
Я молчу.
- Муж мой был фармацевтом, я немного разбираюсь, как это устроить, - говорит старушка.
Она уже переложила в пакет молоко, хлеб и куриный окорочок и убрала в маленькую сумочку свой маленький потертый кошелечек.
- Спасибо, дорогая, вы меня успокоили.
Она идет к выходу, маленькая старушка, с легким облачком завитых седых волос, с ожерельем на шее и в стоптанных туфлях.
Я стою, смотрю ей вслед и думаю про бывшего спортсмен, который колотит свою крошечную безумную мать головой об пол.
Или его уже нет? Или не было никогда? И это просто фантазия выжившей из ума старухи, начитавшейся детективов?
Цветная капуста, которую я все еще держу в руках, вдруг кажется мне говорящим черепом, а не будущим ужином.
И вдруг все вокруг снова обрело звук и свет, словно я выбралась из той щели между мирами. Между моим миром и миром, где бьют маленьких старушек, которые разбираются в способах отравления.
Ну, например, когда ты перекладываешь продукты из тележки в пакеты, маленькая старушка, что занимается тем же самым рядом, вдруг ласково улыбается тебе, заглядывает в глаза и говорит кукольным голосом, совершенно кукольным:
- Дорогая, ведь они же не будут делать вскрытия, если умрет сильно пьющий человек?
- Что, простите, - спрашиваю я, глядя на сверкающее на морщинистой шейке ожерелье из фальшивых камней (у моей бабушки была брошка из этих жутких псевдо-бриллиантов, она сверкала и мне в три года очень нравился ее балаганный блеск).
- Ну, мой несчастный сын глубоко пьющий человек (она это произносит как некоторые – «глубоко верующий»), он меня бьет. Иногда очень сильно, стучит головой об пол. Но я никогда не кричу. – собеседница лучезарно улыбается, - понимаете?
- Нет, - говорю я, застыв с цветной капустой в руках.
- Чтобы потом не было разговоров, - хитро подмигивает она, - я думаю, ведь если он умрет, то они не будут делать вскрытие пьяного человека? Правда? – смотрит она на меня с надеждой. У нее ясные голубые глаза – такие бывают только у младенцев и стариков, словно промытые слезами.
- Наверное, - говорю я осторожно.
- Вот и я так думаю, - улыбается она успокоено. – Я его отравлю, и они решат, что это просто отравление алкоголем…
- Что сделаете?
- Отравлю. Милая, - улыбается она мне хитренько, - я потому и не кричу, чтобы потом никто не сказал им, что у меня мог быть повод. А он бьет сильно. Он все еще силььный, он был когда –то спортсмен…- она задумывается, и чему-то улыбается.
Я молчу.
- Муж мой был фармацевтом, я немного разбираюсь, как это устроить, - говорит старушка.
Она уже переложила в пакет молоко, хлеб и куриный окорочок и убрала в маленькую сумочку свой маленький потертый кошелечек.
- Спасибо, дорогая, вы меня успокоили.
Она идет к выходу, маленькая старушка, с легким облачком завитых седых волос, с ожерельем на шее и в стоптанных туфлях.
Я стою, смотрю ей вслед и думаю про бывшего спортсмен, который колотит свою крошечную безумную мать головой об пол.
Или его уже нет? Или не было никогда? И это просто фантазия выжившей из ума старухи, начитавшейся детективов?
Цветная капуста, которую я все еще держу в руках, вдруг кажется мне говорящим черепом, а не будущим ужином.
И вдруг все вокруг снова обрело звук и свет, словно я выбралась из той щели между мирами. Между моим миром и миром, где бьют маленьких старушек, которые разбираются в способах отравления.
