(no subject)
Feb. 28th, 2011 01:30 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
strogaya_annaЕсли бы в то время уже водились психотерапевты и психологи, возможно, Анна Каренина не упала бы на рельсы.
Она бы, возможно, была бы отведена мужем к модному доктору, лежала бы у него на кушетке в черном платье для визитов со стеклярусом, покуривала бы пахитоску и в который раз рассказывала бы свой ужасный сон про мужика, который что-то бормочет и что-то делает с железом, доктор морщил бы лоб, подносил ей нюхательную соль, продолжайте, сударыня, продолжайте, а та лепетала бы про паровоз, про Фру-Фру, про румяного мальчика в матроске, а доктор все записывал бы , иногда задавая почтительные вопросы - а папенька ваш, вы говорите, был холоден с вами? И глаза Анны наливались бы слезами, и она подносила бы платочек к лицу и промокала бы глаза, а потом , успокоившись, вздыхала полной грудью, прощалась бы с доктором с промытыми морщинами и пышными усами, и супруг поднимался бы ей навстречу, ты что-то нынче совсем бледна, душенька, говорил бы ей, она слабо улыбалась, он вел бы ее к карете, они ехали бы по Невскому, через Аничков мост, и Анна думала бы о своем страшном сне и о том, как он связан с холодностью отца.
А через три дня снова – кушетка, и ее лепет, прелестный бессмысленный лепет, и врач, скрупулезно все заносил бы на бумагу, делал, нахмурясь, пометки, жевал губами, а она бы все говорила, говорила, и так семьсот страниц сбивчивого, скучного рассказа, про няньку, что пугала в детстве, про страх паровоза, про тягу к красивым гвардейцам, про шалости Стивы в детской, когда оба еще дети, про далекие святки, про родильные схватки, акровавленные тряпки, свисток на вокзале…
Или герои Войны и Мира – лежат такие на кушеточках – Андрей про скуку и бессмысленность брака, маленькая княгиня про равнодушие мужа, Пьер про скрып корсетов, говорят, говорят, и доктора все кивают, кивают головами, и нет ничего – ни неба Аустерлица, ни сожженной Москвы (потому что Наполеон тоже жалуется своему парижскому доктору , лечит свой комплекс имени себя, возвращается в свое корсиканское страшное детство)- ничего, только воспоминания, только скелеты, вываливающиеся из чуланов, только бормотания, диагнозы – никаких героев 16 лет, никаких первых балов в пятнадцать, никакой армии, крестьянских бунтов и карточных долгов – все вспоминают свое детство, страшные картины порки крестьян на конюшнях, жестокость отцов и равнодушие матерей, и все любят нежно полную белую грудь кормилицы , всем видится темный сосок, полная сися, и всех ней припали и сосут, сосут, сосут, пытаясь высосать себе себя и начать наконец жить – правильно, мудро, безошибочно, комфортно, самоуважительно.
Нет, я не пытаюсь задеть психотерапевтов и психологов,боже упаси!
Я просто попробовала на днях почитать несколько книг современных американских и европейских писателей.
И что-то мне навеяло.
Она бы, возможно, была бы отведена мужем к модному доктору, лежала бы у него на кушетке в черном платье для визитов со стеклярусом, покуривала бы пахитоску и в который раз рассказывала бы свой ужасный сон про мужика, который что-то бормочет и что-то делает с железом, доктор морщил бы лоб, подносил ей нюхательную соль, продолжайте, сударыня, продолжайте, а та лепетала бы про паровоз, про Фру-Фру, про румяного мальчика в матроске, а доктор все записывал бы , иногда задавая почтительные вопросы - а папенька ваш, вы говорите, был холоден с вами? И глаза Анны наливались бы слезами, и она подносила бы платочек к лицу и промокала бы глаза, а потом , успокоившись, вздыхала полной грудью, прощалась бы с доктором с промытыми морщинами и пышными усами, и супруг поднимался бы ей навстречу, ты что-то нынче совсем бледна, душенька, говорил бы ей, она слабо улыбалась, он вел бы ее к карете, они ехали бы по Невскому, через Аничков мост, и Анна думала бы о своем страшном сне и о том, как он связан с холодностью отца.
А через три дня снова – кушетка, и ее лепет, прелестный бессмысленный лепет, и врач, скрупулезно все заносил бы на бумагу, делал, нахмурясь, пометки, жевал губами, а она бы все говорила, говорила, и так семьсот страниц сбивчивого, скучного рассказа, про няньку, что пугала в детстве, про страх паровоза, про тягу к красивым гвардейцам, про шалости Стивы в детской, когда оба еще дети, про далекие святки, про родильные схватки, акровавленные тряпки, свисток на вокзале…
Или герои Войны и Мира – лежат такие на кушеточках – Андрей про скуку и бессмысленность брака, маленькая княгиня про равнодушие мужа, Пьер про скрып корсетов, говорят, говорят, и доктора все кивают, кивают головами, и нет ничего – ни неба Аустерлица, ни сожженной Москвы (потому что Наполеон тоже жалуется своему парижскому доктору , лечит свой комплекс имени себя, возвращается в свое корсиканское страшное детство)- ничего, только воспоминания, только скелеты, вываливающиеся из чуланов, только бормотания, диагнозы – никаких героев 16 лет, никаких первых балов в пятнадцать, никакой армии, крестьянских бунтов и карточных долгов – все вспоминают свое детство, страшные картины порки крестьян на конюшнях, жестокость отцов и равнодушие матерей, и все любят нежно полную белую грудь кормилицы , всем видится темный сосок, полная сися, и всех ней припали и сосут, сосут, сосут, пытаясь высосать себе себя и начать наконец жить – правильно, мудро, безошибочно, комфортно, самоуважительно.
Нет, я не пытаюсь задеть психотерапевтов и психологов,боже упаси!
Я просто попробовала на днях почитать несколько книг современных американских и европейских писателей.
И что-то мне навеяло.
