Хоп!

[strogaya_anna]

Где-то там они познакомились.
Не важно, в общем, где и как – как-то все знакомятся, находят первые слова, или просто сталкиваются в обеденный перерыв с подносами, или у на чьей-то даче кто-то говорит, а это Антон, кстати, Антон – вот моя школьная подруга, она печет такие пироги – пальчики оближешь, или еще как-то.
Это не важно.
Они познакомились – ничего феерического, или необычного, ничего из того, о чем можно потом сказать внукам, что вот, когда зарево пожара упало на его лицо, я поняла, что ждала его всю его жизнь, и тогда он улыбнулся и вынес меня на руках, или там я поднял ее узкую черную перчатку, шелковой змеей упавшую к ногам, и когда подал ей, она сказала – вы знаете, я загадала, что вы будете моим мужем, или что-нибудь из серии – она была лучшей студенткой курса, а он талантливый аспирант, и хотя оба были несвободны, однако страсть разгорелась так, что весь университет следил, замирая, за их романом, и даже никто не осудил, когда они все-таки расстались со своими (он с женой – она с мужем) - и соединились, потому что мало кому выпадает такая любовь.
Все было обычно, и даже не стоит говорить о начале их знакомства.
Они встречались на выходных - такие банальные прогулки, кафе в центре, букет хризантем в целлофановой нарядной юбочке, а давайте съездим в Петергоф, сто лет не видел фонтанов, пригоревший пирог – не знаю, в чем дело – первый раз со мной такое, ну что за напасть, так некстати, что вы, Зоя, мясо очень вкусное, может быть немного вина, ой, да курите в комнате, курите, вот еще – на балкон выходить.
Вечером она звонит подруге - да, ну да, ничего такой, нормальный мужик, от первого брака? Ну так взрослый же уже, нет, ничего, ничего, нормальный, и поговорить можно, ну почему только поговорить, вечно ты, Светка…говорю же – нормально…
Она прижимает трубку к плечу, глядя на себя в зеркало, внимательно, как только умеют смотреть на себя женщины, скрупулезно подсчитывая каждую морщинку и тень под глазами, кивает, в чем-то соглашаясь с невидимой подругой.
Они оба уже не юны, у него взрослый сын, который где-то там живет и работает, мама-учительница, проблемы с желудком, строгий холостятский быт, у нее - деять лет назад развалившийся брак, долгий роман, который так ничем и не закончился (там было все сложно – т.е. он был и остался женат), ухоженная квартира, энергичные подруги, начальница – молодая штучка, и ноги – кстати, очень неплохие., красивые ноги, главное ее достоинство.
И вот они встречаются - все лето гуляют в парках, он катает ее на лодке – скрипят уключины, весла с непривычки шлепают порой по воде или загребают, у него краснее т шея, она улыбается, стараясь, чтобы ноги были в выгодном ракурсе, он приносит ей букеты и бутылку красного сухого вина, она готовит отбивные к его приходу и тщательно укладывает волосы.
Он рассказывает про свою работу- какой-то там Тимофеев – беззастенчивый интриган и жополиз, вечно переходит ему дорогу, вот и в последний раз специально подставил на планерке, она осуждает Тимофеева, думая о новый простынях, которые постелила с утра, сама тоже жалуется на свою начальницу – которая сама ничего не умеет – пришла со стороны, и только и может, что красиво пить кофе и закидывать ногу на ногу – как будто у нее одной есть ноги – и в этот момент сама меняет положение ног, и он смотрит, и говорит – у тебя красивые ноги, и она довольно краснея, отвечает –да ну… красивые, это ты еще красивых не видел, а он отвечает – таких красивых – не видел.
Они встречаются уже два года, у нее в квартире стоят его тапочки, в ванной бритва и зубная щетка, а в шкафу висят домашние брюки, и он поменял ей кран и помог выбрать обои, когда она делала ремонт, а еще просверлил дырки в стене и повесил новые полки на кухне. А в его доме у него висят новые веселенькие занавески – она сама выбирала, и сама подрубила дома на старенькой, но рабочей швейной машинке, и на кухне завелась красивая синяя кастрюля и нормальная сковородка.
Они теперь приезжают к друзьям на дачу вместе, и друзья спрашивают – а Антон-Зоя будут? Они почти семья, ну не совсем, но почти, как-то все к тому идет, правда, никто не торопится - он помалкивает, она не спрашивает, но она уже прикидывает, что можно жить у нее – а его квартиру сдавать, можно и наоборот, но у нее получше район, да и от работы недалеко обоим, а он прикидывает, куда можно будущим летом поехать вместе в отпуск – главное, чтобы совпали отпуска, и даже мама его знает, что у него какая-то постоянная женщина, нет, пока не знакомил, но мама знает ее имя, и, кажется, одобряет, а то что он все один да один, а у него же желудок.
Она показывается ему с самой лучшей стороны, да она в общем и неплохая женщина – хозяйственная, не скандальная, симпатичная, за собой следит, и дом у нее в порядке, и готовит хорошо, ему нравится лежать с ней вечером и смотреть телевизор, по- семейному, ее голова на его руке, и он перебирает ее волосы, или гладит плечо, так хорошо лежать обнявшись, и он думает – все замечательно, что тут думать, хорошая женщина, меня понимает и Тимофеева осуждает, все у нас будет хорошо.
И она любит вот так с ним лежать, как будто они и правда муж и жена, она к нему привыкла, он такой аккуратный мужчина, и не пьет, недавно подарил ей новый фен взамен сломанного, и бреется всегда. И еще ей нравится, что все друзья и знакомые их так и зовут- Антон-Зоя, и нравится рассказывать подругам по телефону вечером в воскресенье, с уютным ленивым зевком – да так, ничего не делали, позавтракали, потом съездили на рынок – кстати, черешня пошла, мы купили два килограмма, пообедали, посмотрели телевизор, потом я стирку запустила, пока посуду мыла, а он футбол смотрел, а потом мы прогулялись, когда жара спала, и он поехал – ему еще к маме надо было заехать, так вот и день прошел, спокойно, как обычно.
Она беспокоится насчет его желудка, прикидывая – насколько это может обостриться в дальнейшем, неприязненно слушает про сына, который все что-то меняет работу за работой, присматривает ему рубашки в магазинах.
В общем, она вполне счастлива, совершенно – так все спокойно и хорошо у нее, все как у людей, и она думает – что сколько можно болтаться, все какие-то бури были, вот наконец у нее спокойное женское счастье. И ему тоже нравится, что она ждет его, и всегда рада видеть, и приятно идти с ней под руку - и они уже обговорили, когда поедут знакомиться с его мамой – так, ничего особенного, просто мама интересуется, да и она – тоже хочет, вот мама вернется из санатория, Зоя испечет свои фирменные пирог – с капустой и грибами, и устроят маленькое чаепитие, потому что, наверное. Пора, надо что-то решать, съезжаться там, что-то думать.
И Зоя ходит спокойная, но чуть взволнованная – спокойная от того, что все так идет хорошо и правильно, и что она это заслужила, и что Антон - нормальный мужчина, а не какой-то там, а взволнованная – что вот-вот жизнь ее изменится, не кардинально, но все-таки, и даже, смущаясь, думает, что можно и платье красивое сшить на свадьбу. А то все в брюках, брюках – такое нарядное, но не девичье, конечно, но такое – достойное – все же она взрослая красивая женщина, и хочет достойно выйти замуж.
А потом – Хоп! - на работе праздновали чей-то день рождения, и она возвращалась вечером в метро – нет, вовсе не пьяная, всего-то два бокала шампанского, и там в метро к ней подошел этот мужчина. Она сама не понимает, как так вышло, что они отправились в кафе, и он говорил, что у нее ноги как у фотомодели, а она смотрела на его сильный подбородок и темные с проседью волосы, на внимательные глаза, на загорелые крепкие руки, и ей было весело и жарко.
Он пошел ее потом провожать, и она у подъезда сказала - ну спасибо, до свидания. А она сказал, что проводит ее до квартиры, а она опять смеялась и говорила, что дома муж, а он говорил – так то дома, я в дом заходить не буду, а она сказала – ну ладно, только до этажа. А в лифте он ее поцеловал, так властно и сильно, как ее сто лет никто не целовал, и руки его были такими крепкими и мягкими, что она и не помнит, как они оказались у нее дома, на новых простынях в бабочках, и ей было так хорошо, только она все пыталась вспомнить его имя – он сказал, еще в метро, когда подошел знакомиться, но она не помнила, забыла.
Телефон звонил, но она не подходила – он не отпускал, говорил – не могу отпустить тебя ни на секунду, и она смеялась, хотя знала, что это звонит Антон и беспокоится, где она так задержалась.
И даже утром , когда они проснулись, ей не было стыдно или неловко – хотя повсюду валялась их одежда, а новые простыни были мокры от пота и пахли чужим мужским запахом.
Она даже побежала варить кофе голышом, забыв про халатик (она про все, про все забыла), а он пошел за ней на кухню тоже не одетый, только надел антоновы тапочки, и целовал ее в шею, и говорил глупости, и она все смеялась, потому что ей было весело и легко.
Он потом собрался и сказал, что ему пора, но завтра он приглашает ее в ресторан и театр, и она кивала согласно, глядя на него блестящими глазами, совсем забыв, что завтра они с Антоном собирались покупать костюм на свадьбу, она все забыла.
И он ушел, оставил ей свой телефон, и через два часа позвонил, и наговорил неприличных и приятных глупостей, а она напевала, прибираясь в квартире, и голос ее был молодой и звонкий.
Антон позвонил в обед, и она сказала ему, что завтра не сможет, у нее другие планы – и повесила трубку. Она подумала , что у Антона такой тусклый серый голос, и сам он серый и тусклый, и жизнь с ним будет серой и тусклой, беспросветной и скучной, как дождь в выходной на даче.
Этого, второго – так смешно – тоже звали Антоном – бывают же такие совпадения – и две недели они встречались почти каждый день, и Зоя летала и пела, и звучала как струна, и что –то врала в трубку тому, старому Антону, уклоняясь от встреч, и голос его становился все тише, и ей было так легко ему врать.
А потом из отпуска вернулась его жена, и он сказал – что все, они больше не будут встречаться, потому что она же все понимает, она же умничка и взрослая женщина, подарил на прощание огромный букет роз и попросил больше не звонить..

Зоя испекла пирог с капустой и пирог с грибами, и позвонила Антону, тому, старому, и он пришел, аккуратный как всегда, и она смотрела на его светлые глаза и светлые волосы, на его бесцветные губы, которые говорили скучное – про Тимофеева, про мамину головную боль, про премию, про дождливое лето…
Она посмотрела за окно – там правда – шел дождь, уже давно, несколько дней – а она даже не заметила.
А потом она сказала – знаешь, нам надо расстаться.
Конечно, он удивился и не понял, и обиделся, и упрекал ее, и недоумевал.
Но она только качала головой , и даже не чувствовала себя виноватой – как ему объяснить, что с ним ее затягивает зеленая тихая ряска, как на пруду со стоячей водой – и она бы даже не смогла этого понять, если бы вдруг – Хоп! – не появился в ночном метро этот другой Антон, совсем другой, с которым она снова стала молодой и стала смеяться – просто от полноты жизни, и которой с ним она не будет никогда.
Никогда.