Антология чепухи
May. 8th, 2010 12:43 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
Если чинить карандаш не как полагается – острой бритвой (тогда карандаш – продолжение твоей руки, с идеальной остротой грифеля), а точилкой, то получается гофрированная крошечная юбочка с цветной каймой, годная дюймовочке.
Как и все, наверное, кто был девочкой в семидесятых, я делала «секретики». У меня были даже редкие синие и красные стекла (дома мы с папой делали из них витражи). Но лучше всего получались из обычного зеленого бутылочного осколка – мятая фольга мерцала прекрасно.
Кстати, в Екатерининском дворце, в нескольких комнатах знаменитой Золотой галереи, где-то недалеко от Янтарной комнаты, есть зал, где стеновые панели устроены по такому же «секретному» принципу – под стекло (красное и зеленое) помещается мятая фольга. В обрамлении типичных барочных золотых завитушек и белых шелковых обоев смотрится весьма элегантно и нарядно.
Я, кстати, делала порнографические «секретики», которые показывала только самым доверенным подружкам. Под стеклом на золотой фольге я укладывала миниатюрные копии (сама делала тушью, старалась) картин Буше.
Подружки краснели и смущались.
В девятом классе я иногда пудрила свои и без того светлые пепельные волосы (помните, была такая рассыпчатая пудра «Рашель» в картонной круглой коробке), также припудривала шею и грудь. Обводила родинку на правой скуле под глазом, делая мушку (а иногда и рисуя в правом уголке губ. Неярко, едва-едва). И шла в школу. В длинной черной юбке. Спереди – на пуговицах, которые застегивала в зависимости от своего настроения. Иногда - до самого низа – и тогда шла походкой гейши. Иногда – так, что видна была резинка чулок.
В школе я, кстати, была отличницей.
Для удачного романтического свидания яблочный пирог с корицей и ванильным соусом зачастую намного полезней, чем хороший кусок мяса и красное вино.
Почему-то, когда я надеваю очки (без диоптрий, у меня все еще отличное зрение, как я его ни гробила чтением лежа в полутемной комнате) , мужчины сатанеют. Самые откровенные говорят, что я становлюсь похожа на актрису из порнофильма.
Я этим беззастенчиво пользуюсь, когда иду на важные деловые переговоры, я не феминистка. Переговоры проходят успешно.
Если мужчина не читал Вини-Пуха, у нас с ним не выйдет настоящего романа.
Много раз, когда я шила своим куклам платья, я пришивала их стежками к своей одежде. Когда это случилось впервые, я была дома одна и проплакала все два часа, пока не пришла с работы мама и не исправила ситуацию.
У меня есть коллекция старинных тяжеленных утюгов и самоваров (небольшая, утюгов семь, самоваров четыре). И еще есть колокольчики, почти все найденные в земле. Они ко мне выходят на поверхность сами.
В детстве я ужасно не любила ходить в сандалиях. Они были обычно на какой-то жутко жесткой подошве. Зато прекрасно пахли кожей. Потом, когда у меня появились сандалии, купленные в Риге и в Праге, я поняла, что и сандалии могут быть красивым и удобными.
Особенно я любила желтые, чем-то похожие на сабо Золушки.
Я люблю и умею точить ножи. У меня есть несколько брусков разной жесткости, и я люблю эти плавные и красивые движения рук, когда я занимаюсь заточкой.
Ненавижу тупые ножи!
Я выросла в доме, где пользовались постоянно операционными блестящими ножницами, скальпелем и бритвой. И всегда было много острых предметов на кухне – от мачетеобразного топорика до тоненьких острых ножичков, которыми легко выковыривать глазки у картошки.
Дом с тупыми ножами кажется мне вступившем в запустение, где предметами пользуются не по назначению.
Как и все, наверное, кто был девочкой в семидесятых, я делала «секретики». У меня были даже редкие синие и красные стекла (дома мы с папой делали из них витражи). Но лучше всего получались из обычного зеленого бутылочного осколка – мятая фольга мерцала прекрасно.
Кстати, в Екатерининском дворце, в нескольких комнатах знаменитой Золотой галереи, где-то недалеко от Янтарной комнаты, есть зал, где стеновые панели устроены по такому же «секретному» принципу – под стекло (красное и зеленое) помещается мятая фольга. В обрамлении типичных барочных золотых завитушек и белых шелковых обоев смотрится весьма элегантно и нарядно.
Я, кстати, делала порнографические «секретики», которые показывала только самым доверенным подружкам. Под стеклом на золотой фольге я укладывала миниатюрные копии (сама делала тушью, старалась) картин Буше.
Подружки краснели и смущались.
В девятом классе я иногда пудрила свои и без того светлые пепельные волосы (помните, была такая рассыпчатая пудра «Рашель» в картонной круглой коробке), также припудривала шею и грудь. Обводила родинку на правой скуле под глазом, делая мушку (а иногда и рисуя в правом уголке губ. Неярко, едва-едва). И шла в школу. В длинной черной юбке. Спереди – на пуговицах, которые застегивала в зависимости от своего настроения. Иногда - до самого низа – и тогда шла походкой гейши. Иногда – так, что видна была резинка чулок.
В школе я, кстати, была отличницей.
Для удачного романтического свидания яблочный пирог с корицей и ванильным соусом зачастую намного полезней, чем хороший кусок мяса и красное вино.
Почему-то, когда я надеваю очки (без диоптрий, у меня все еще отличное зрение, как я его ни гробила чтением лежа в полутемной комнате) , мужчины сатанеют. Самые откровенные говорят, что я становлюсь похожа на актрису из порнофильма.
Я этим беззастенчиво пользуюсь, когда иду на важные деловые переговоры, я не феминистка. Переговоры проходят успешно.
Если мужчина не читал Вини-Пуха, у нас с ним не выйдет настоящего романа.
Много раз, когда я шила своим куклам платья, я пришивала их стежками к своей одежде. Когда это случилось впервые, я была дома одна и проплакала все два часа, пока не пришла с работы мама и не исправила ситуацию.
У меня есть коллекция старинных тяжеленных утюгов и самоваров (небольшая, утюгов семь, самоваров четыре). И еще есть колокольчики, почти все найденные в земле. Они ко мне выходят на поверхность сами.
В детстве я ужасно не любила ходить в сандалиях. Они были обычно на какой-то жутко жесткой подошве. Зато прекрасно пахли кожей. Потом, когда у меня появились сандалии, купленные в Риге и в Праге, я поняла, что и сандалии могут быть красивым и удобными.
Особенно я любила желтые, чем-то похожие на сабо Золушки.
Я люблю и умею точить ножи. У меня есть несколько брусков разной жесткости, и я люблю эти плавные и красивые движения рук, когда я занимаюсь заточкой.
Ненавижу тупые ножи!
Я выросла в доме, где пользовались постоянно операционными блестящими ножницами, скальпелем и бритвой. И всегда было много острых предметов на кухне – от мачетеобразного топорика до тоненьких острых ножичков, которыми легко выковыривать глазки у картошки.
Дом с тупыми ножами кажется мне вступившем в запустение, где предметами пользуются не по назначению.
