![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
strogaya_anna) wrote2012-03-29 04:47 pm
Шарфик
Главное – тщательно, все тщательно протереть, думал он , действуя специальной тряпочкой (он покупал особые – они вбирают пыль бесследно, бесследно, хватает на несколько часов) – каждое утро он протирал телевизор, поверхность стола, морщась – подоконник, а еще - спинку стула и книжную полку с фотографиями. Дом наконец-то становился свободным от пыли, от мелких частиц быта, от следов, от отпечатков его сухих узловатых пальцев (кривой мизинец на левой руке, узкие ладони) – на время, потом все заново – тряпочка, сначала влажная, потом сухая.
В трамвае толкались, и он морщился, засунув руки в перчатках в карманы,
стараясь не прикасаться ни к чему, ни к чему. Он потому и ходил почти везде пешком – чтоб не трогать, не соприкасаться. Но несколько раз в неделю надо было ехать далеко, и этот трамвай, хоть долго, с дребезжанием, но доезжал как раз до дома, где его ждала мать.
Он открывал дверь своим ключом, а она кричала из кухни голосом, надтреснутым, словно это кричала покоцаная фаянсовая чашка:
- Митя, руки мой и садись, у меня уже все готово, все стынет, неужели нельзя вовремя, мой руки хорошо, я там полотенце новое повесила, чистое, вокруг столько микробов, Митя, садись скорее.
Он мыл в ванной руки, вытирал чистым стареньким полотенцем с все еще яркими розами, выходил на кухню, целовал мать в сухую, как бумага, щеку, и ел, ел невкусное.
потом мать мыла посуду, говорила, что давление, что глаз плохо видит, что Алевтина Михайловна заходила, принесла новое лекарство, потом они смотрели телевизор, мать возмущалась ведущими, он кивал, затем говорил – ну, мне пора, так скоро, говорила мать – посидел бы еще, ты так редко бываешь, он говорил – мне еще дома убираться, она кивала – ну, иди, иди, провожала его в коридор, поправляла шарф, потом махала из окна, и, пока он шел к трамвайной остановке, он оборачивался, видел, как она стоит на кухне с поднятой рукой, и махал, махал, махал.
В магазине возле дома он смотрел, как кассирша равнодушно пробивает продукты, смотрел на ее чуть лоснящийся тонкий нос, ждал внимательно ее быстрого взгляда и улыбки.
Дома он быстро проходился тряпочкой, так, слегка, просто для успокоения, ложился на диван и думал - ему казалось, что сегодня она посмотрела на него еще теплее, даже с вызовом, с особым значением, словно ждала от него чего-то. Вот он уже месяц думал, чего ждет от него эта кассирша. Сегодня он особенно беспокоился, ему показалось, что она была слишком откровенна, даже облизнула бледные губы, когда давала сдачу. Он вскочил, еще раз протер подоконник, открыл шкаф, достал серые брюки, в которых ходил когда-то на работу, а сейчас – в поликлинику, надел их, постоял немного перед зеркалом, причесываясь, и вышел.- Что-то забыли? – спросила она его с развратной улыбкой и подмигнула.
Он смотрел на нее, не мигая, и она спросила его интимным голосом: Вам нехорошо? Что с вами, мужчина?
Он сощурился и покачал головой, ошарашенный ее откровенностью.
Он почувствовал, что задыхается, развернулся и выбежал.
Он долго ходил по району, взволнованно ломал пальцы, несколько раз поймал себя на том, что словно держит смычок, как в детстве, до того, как…Заметив, тряс кистями, избавляясь от наваждения, возвращался домой, но быстро выходил.
В голове звучал ее разнузданный страстный голос – Что-то забыли? Вам нехорошо? Что с вами, мужчина? – а потом он снова видел, как она высовывает розовый язык и облизывает губы, и снова говорит, Что с вами, мужчина? С вами, мужчина? Мужчина? Мужчина…
К вечеру он снова подошел к магазину. Смотрел сквозь витрину, как она сидит за кассой, пробивая продукты. Он заметил, как она улыбается мужчинам, а когда один отошел со своим пакетом, даже развязала желтый шарфик и расстегнула пуговицу на кофточке, обнажив шею.
Это его возмутило, он увидел, как она отвратительна, распущена, развратна. У него задергалось лицо и он побежал домой, не разбирая дороги, по мартовской жидкой грязи.
Он долго потом стоял под душем, яростно натирая мочалкой худые руки, ноги, безволосую грудь.
Потом, неделю спустя, мать его говорила следователю – вы путаете, молодой человек, Митя не мог этого сделать, что вы! Он мухи не обидел, он тихий мальчик всегда был, аккуратный, вежливый, что вы!
Аккуратный, да, думал следователь, тело продавщицы было аккуратно положено рядом с помойными баками за магазином, руки по швам, ноги вместе, юбка поправлена, и даже шарфик был аккуратно завязан пышным бантом.
А когда они пришли к нему, он вежливо улыбнулся и сказал :
- Добрый день.
no subject
no subject
no subject
там еще мать...
no subject
no subject
no subject
no subject